Наконец, дрожа от предвкушения, он мысленно представил себе солонку, не глядя на нее, и опустил фасолину в крошечную воронку. Фасолина исчезла, словно камешек в озерце, но не упала по другую сторону мысленной картинки. А дыра в крышке затянулась с глухим хлопком.
Аркониэль уставился перед собой, туда, где мгновение назад ему открылось видение, потом откинул назад голову и воскликнул так громко, что его восторг, наверное, услышала Лхел в своем жилище.
Витнир, который, судя по всему, сидел на полу под дверью мастерской, тут же ворвался внутрь.
— Мастер Аркониэль, что случилось? Ты поранился?
Аркониэль подхватил ошеломленного ребенка, поднял высоко в воздух и начал кружиться по комнате.
— Мой мальчик! Ты приносишь удачу, знаешь ты об этом? Тебя благословил Иллиор, ты дал мне ключ к разгадке!
Ничего не понимая, Витнир лишь молча улыбался, и Аркониэль снова рассмеялся счастливым смехом.
Следующие нескольких недель Аркониэль, запасшись горстью фасоли, испытывал новую магию. Он с успехом переносил фасолины в солонку сначала через всю мастерскую, потом из коридора и наконец, особенно волнуясь, стал перебрасывать их сквозь закрытую дверь.
Попутно он сделал важное открытие. Если он был небрежен, или торопился, или плохо представлял себе свой замысел, невезучая фасолина просто исчезала. Он повторил этот опыт несколько раз, но ни разу не нашел ни одной и просто не мог понять, куда они подевались.
«Скорее всего, они застряли где-нибудь посередине между заклинанием и пунктом назначения», — записал он в тот вечер в своем дневнике. Близилась полночь, но Аркониэль был слишком взволнован, чтобы думать о призраках. Витнира он давно отправил спать, но сам все не гасил лампы, не желая прекращать так удачно начатую работу. Однако усталость уже давала о себе знать.
Он решил попробовать перенести в солонку что-нибудь потяжелее. Свинцовое грузило, забытое то ли Тобином, то ли Ки, показалось ему подходящим предметом. Однако, находясь в состоянии возбуждения, он неосторожно задел черный кружок рукой — и ощутил сильный рывок, когда дыра закрылась. Он в оцепенении посмотрел на фонтан крови, бьющий из того места, где только что был его мизинец. Палец отсекло как мечом, точно под вторым суставом. Пульсирующая боль уже началась, но Аркониэль все еще стоял неподвижно, недоверчиво глядя на собственную кровь.
Боль быстро привела его в чувство. Обернув палец краем рубашки, Аркониэль подбежал к столу и открыл солонку. Грузило лежало в ней, целое и невредимое, но вся солонка была забрызгана кровавыми ошметками. Впрочем, косточки остались целы, и ноготь тоже пережил столкновение: он лежал рядом с грузилом, как крошечная морская раковина.
Лишь теперь Аркониэль осознал могущество сотворенных им сил. Упав на табурет, он приложил руку ко лбу. Понимая, что следует срочно позвать на помощь, пока он не потерял сознание, Аркониэль не сразу заставил себя пошевелиться.
«А ведь Лхел предупреждала, что нельзя касаться чар окна», — думал Аркониэль, чувствуя подкатившую к горлу тошноту. Неудивительно, что она не решалась посвятить его в такую сильную магию.
Рана была совершенно ровной, и остановить кровотечение оказалось нетрудно. Повариха зашила мизинец, смазала шов медом и крепко перевязала палец чистым льняным лоскутом.
Солонку Аркониэль вычистил сам, ни Колину, ни Витниру он не рассказал о случившемся, но теперь намного внимательнее следил за тем, чтобы никто не оказался свидетелем его опытов.
Происшествие вовсе не охладило его стремлений — напротив, досадный случай лишь подстегнул его пыл. Следующие несколько дней Аркониэль потратил на эксперименты с различными предметами: обрывок пергамента, яблоко, булавка для плаща, дохлая мышь из мышеловки в кухне стали участниками его опытов. Перенос выдержала лишь металлическая булавка. Пергамент разорвался на клочки, но не сгорел. Яблоко и мышь прибыли в солонку точно в таком же состоянии, как и отрезанный палец Аркониэля — плоть и тонкие косточки превратились в месиво, однако череп мыши уцелел.
Убедившись, что лишь очень твердые тела способны выдержать перенос, Аркониэль взялся за опыты с тяжестями и обнаружил, что для переноса через комнату резной каменной пластины требуется не больше усилий, чем для перемещения фасолины. Удовлетворенный результатом, он вернулся к фасоли и принялся экспериментировать с разными расстояниями.
Нари и остальные бросали на него странные взгляды, когда он носился по замку. Витниру было поручено стоять возле солонки и громким криком извещать волшебника о каждом появлении очередной маленькой путешественницы.
И неважно, как далеко Аркониэль находился от солонки, неважно, сколько между ними было стен и дверей: ему достаточно было лишь представить дыру в деревянном ящичке, хорошенько сосредоточиться — и фасолина сама находила дорогу домой.
Потом он начал опыты по перемещению фасолин к другим адресатам. Первая благополучно добралась из мастерской Аркониэля до полки для подношений в домашнем храме. Оттуда Аркониэль отправил фасолину в бочонок с мукой, стоявший у поварихи на кухне. Не обошлось без курьезов, так как мука взорвалась. А потом он принялся отсылать фасолину за пределы замка.
Колин остался равнодушен к занятиям молодого волшебника.
— Не вижу, какая в этом польза, — фыркал он, наблюдая, как Аркониэль выковыривает фасолину из ствола ивы у реки.
Аркониэль не обращал на него внимания, он уже мысленно составлял список мест в других городах, которые мог представить достаточно отчетливо, чтобы сосредоточить на них новую магию.