Компаньоны поспешили последовать примеру принца, самым первым закричал Орнеус. Ки был уверен, что Орнеус сначала оглянулся, чтобы проверить, смотрит ли на него Корин, и тут же преисполнился презрения к подхалиму.
Тобин выхватил меч из ножен, но махать им не стал, да и не кричал от радости вместе с остальными. Ки тоже не проявил особого восторга.
Второй преступник отбивался и кричал, и его пришлось отрывать от лестницы. Другие приговоренные заволновались, и на мгновение показалось, что стражникам придется усмирять их силой.
Тем временем страсти в толпе разгорелись, и в осужденных и их конвоиров полетели гнилые овощи.
Следующей повесили женщину, а потом наступила очередь молодого Феланора. Он пытался что-то выкрикнуть сквозь кляп, но его все равно никто бы не услышал в поднявшемся гвалте. До того как стражники успели его столкнуть, Феланор сам спрыгнул с верхней ступеньки лестницы и принял смерть как мужчина.
Лишь некоторых преступников пришлось силой втаскивать на виселицу, но большинство, должно быть, не страдали трусостью или же устыдились, увидев, как вел себя молодой жрец. Один приговоренный отдал воинский салют — насколько это ему удалось со связанными руками — и прыгнул вниз с петлей на шее. Толпа на мгновение затихла, но тут же шум возобновился с удвоенной силой, когда следующий пленник стал вырываться из рук палачей, цепляясь за ступеньки приставной лестницы, извиваясь всем телом и пытаясь увернуться от петли. Потом казнили мальчиков и женщин, и тут ничего особенного не произошло.
Наконец настала очередь старых жрецов. Они не колебались, лишь подносили связанные руки к сердцу и ко лбу, прежде чем подняться по лесенке. Это произвело впечатление даже на чернь, никто не посмел ничего бросить в них. Жрецы сами спрыгнули с лесенок с петлями на шеях, не пытаясь сопротивляться или что-то сказать.
Крики и шум в толпе стихли, Ки даже показалось, что он слышит чей-то плач. Старые люди умерли быстро, их хрупкие шеи сломались, как сухие веточки. Но женщины и дети оказались слишком легкими, а у воинов шеи были, как у быков; и большинство дергались и бились в петлях очень долго, прежде чем их забрал наконец Билайри. Ки заставлял себя смотреть, не желая отворачиваться и своим малодушием позорить Тобина. Обычно палачи с силой дергали за ноги тех, кто не мог умереть сам, но этой ночью никто не помог осужденным.
Когда все было кончено, барабанный бой возобновился, но теперь барабанщики выбивали более тяжелый и быстрый ритм. Большая, длинная телега с высокими бортами выкатилась на площадь; ее волокла пара черных быков и окружали ряды «серых спинок», державших щиты и обнаженные мечи. За телегой, держась за руки, шли шесть волшебников-Гончих, они словно охраняли нечто, скрытое внутри, за высокими бортами.
Никто из толпы не осмелился бросить в них что-нибудь, но невнятный шум быстро перешел в крики гнева и ярости. Ки содрогнулся, ощутив внезапный прилив бешенства, как приступ тошноты. Но кто вызвал это чувство — чародеи-Гончие или их невидимые пленники, — он не мог бы сказать.
Тобин никогда не видел казней, и этим вечером принцу понадобилась вся его сила воли, чтобы не дать шпоры Гози и не сбежать с площади. Те крошки еды, что он сумел проглотить в обед, кипели и бурлили у основания его горла, и он то и дело судорожно сглатывал, молясь о том, чтобы Корин и Порион не заметили его слабости. Похоже, никого, кроме него, не пугало это зрелище; Корин вел себя так, словно смотрел лучшую из театральных постановок в своей жизни, и даже шепотом держал пари с кем-то из компаньонов на то, который из пленников будет дергаться дольше.
Когда телега докатилась до помоста, Тобина вдруг охватил беспричинный страх. Что, если Гончие схватили Аркониэля? Или Айю? Сжав поводья с такой силой, что заболели пальцы, Тобин напряженно следил за тем, как из телеги выволакивают две обнаженные фигуры.
«Это не они!» — понял Тобин, и от облегчения у него даже закружилась голова. Из телеги вытащили двух мужчин, но не таких волосатых, как Аркониэль. Только теперь Тобин сообразил, что не было вообще никаких причин предполагать, что Аркониэль может здесь очутиться, но возникшее на миг подозрение казалось таким реальным…
На груди пленников был нанесен красным затейливый рисунок, лица закрывали железные маски — совершенно гладкие, лишь с прорезями на месте глаз и небольшими выпуклостями над носами. От этого обвиняемые выглядели злобными нечеловеческими существами. Их руки были закованы в железные кандалы.
Стражи толкнули пленников, от удара те упали на колени, и Нирин шагнул вперед, простирая руки над головами приговоренных. Нирин всегда казался Тобину излишне напыщенным, но теперь он и вовсе словно раздулся и стал выше, нависая над пленниками.
— Смотрите все на врагов Скалы! — крикнул он так, что его голос достиг даже самых дальних уголков площади. Нирин выждал, пока затихнет шум толпы, потом продолжил: — Смотрите все на этих так называемых волшебников, они хотели свергнуть законного правителя Скалы! Колдуны! Они губили ваши стада и урожай, подстрекали народ к бунту, эти негодяи вызывали молнии и поджигали дома невинных людей в деревнях. Они запятнали священное имя Иллиора своей извращенной магией, они — угроза безопасности нашей страны!
Тобин вздрогнул, слушая страшные обвинения Нирина. Но, взглянув на приговоренных волшебников, он поразился их беззащитности и совершенно заурядному облику. Невозможно было представить, что они способны причинить кому-то вред.