Калия, вскинув руки над головой, хлопнула в ладоши, и между стенами крепости коротко раскатился гром.
— Дайте ему договорить! — крикнула жрица. — Разве я стояла бы сейчас рядом с ним, вместе с братьями и сестрами из других храмов, если бы в его словах не было смысла? Дайте чародею говорить!
Аркониэль поклонился ей и продолжил:
— Пятнадцать лет вы знали этого храброго молодого воина как сына Риуса. Сегодня, по воле Иллиора, вы удостоены особой чести: перед вами открывается законная наследница трона Скалы. Вы благословлены, люди Атийона. Именно вы станете свидетелями того, как законная наследница, предсказанная Иллиором, вернется к вам. Вы уже доказали свою добрую волю и веру, расправившись с предателем Солари. А теперь вам предстоит засвидетельствовать истину моих слов, и жрецы Великой Четверки подтвердят ее.
Несколько человек с недовольным ворчанием попытались подойти ближе к Тобину, но Аркониэль не позволил этого.
— Он слишком уязвим, — негромко сказал Фарин. — Может, лучше уйти внутрь?
— Нет, все должны это видеть. Пожалуйста, Фарин, отойди на шаг назад.
Фарин, бросив на Тобина еще один напряженный взгляд, вместе с Ки и остальными неохотно отошел немного в сторону, но не слишком далеко. Жрецы, стоявшие по другую сторону принца, сделали то же самое.
И хотя его друзья были здесь же, на ступенях, не далее чем в двадцати футах от него, Тобин вдруг почувствовал себя одиноким и беззащитным. Теперь уже никто не радовался и не выкрикивал его имя. Двор крепости превратился в море недоверчивых лиц.
Калия улыбнулась, словно почувствовав возрастающий страх Тобина, и посмотрела на него с сочувствием. Остальные растерянно наблюдали за ним.
Аркониэль подошел к Тобину и поднес ему серебряный нож; это был нож Лхел.
— Она дала мне его совсем недавно. Наберись храбрости, сделай что нужно, — прошептал он, целуя Тобина в обе щеки. Никогда прежде он этого не делал. — Вспомни, что я тебе говорил. Начни с куклы. Держись, Тобин. Твой народ смотрит на тебя.
«Мой народ». Вся эта огромная толпа, казалось, не дышала, застыв в ожидании. Сжав в руке нож, Тобин вдруг почувствовал, как страх отступил и пришло то внутреннее спокойствие, какое наполняло Тобина перед битвой. Но когда он вытащил из-за пазухи куклу и нащупал волосяной шнурок в складке на ее шее, руки его дрожали. Подсунув под него острие ножа, Тобин перерезал шнурок и позволил ему упасть вниз. Потом он разрезал старую ткань и вытряхнул раскрошившиеся травы, пожелтевшие комки шерсти и все осколки тонких косточек, что были спрятаны в теле куклы. Что-то маленькое, блестящее вывалилось вместе с ними и запрыгало вниз по каменным ступеням. Это была золотая копия доски с предсказанием оракула. Тобин давно забыл, что спрятал ее в кукле. Дощечка докатилась до ног бородатого сержанта, и тот осторожно поднял ее. Когда Аркониэль подал ему знак оставаться на месте, сержант сжал дощечку в руке и прошептал:
— Я ее пока подержу, да, мой принц?
А потом рядом с Тобином возник Брат, с голодными черными глазами. Судя по тому, как многие внизу вскрикнули и судорожно вздохнули, его увидели все.
— Одежда, — негромко подсказал Аркониэль. — Ты должен ее снять. Ки, помоги ему.
Брат тихо зашипел, когда Ки приблизился, но не попытался остановить оруженосца. Не позволив себе ни секунды колебаний, Тобин расстегнул пояс, на котором висели ножны, снял плащ с толстой подбивкой, рубашку и протянул их Ки. От присутствия Брата по его коже побежали мурашки. Призрак стоял совсем близко, и его грудь тоже была теперь обнажена. Тобин быстро сбросил башмаки, носки, штаны и, после еще одного мгновения колебания, льняное белье. Ки натужно улыбался, принимая одежду из рук принца. Он тоже был напуган, хотя и старался изо всех сил не показывать страха.
— Все в порядке — прошептал Тобин, снимая через голову висевшую на шее цепочку и передавая ее Ки. — Побереги это.
Ки стиснул в кулаке кольцо и герцогскую печать и прижал кулак к сердцу, салютуя Тобину и отступая на свое место рядом с Фарином.
Обнаженный, Тобин выпрямился перед толпой — и почувствовал, как косточка шевельнулась под его кожей. Крошечные стежки наложенных Лхел швов под его пальцами стали грубыми, ощутимыми.
— Быстрее! — прошипел Брат.
Тобин в последний раз посмотрел в черные глаза Брата и поднял серебряный нож.
— Да.
Стянув пальцами края шва, он прижал острие ножа к своей коже. Он не видел, что делает, но не промахнулся. Когда нож вспорол кожу, Тобин поморщился. Появились капли крови.
— Глубже режь! — простонал Брат.
Тобин прижал нож сильнее, поворачивая острие, и, когда оно отыскало цель, Тобина словно обожгло огнем. Он опустился на колени, а нож, вырвавшись из его руки, со звоном упал на ступени рядом с ним.
— Отпусти меня! — пронзительно закричал Брат, наклоняясь, чтобы Тобин увидел кровоточащую рану на его груди. Кровь лилась и по щекам Брата алыми слезами. — Мне больно! Заканчивай!
Задыхаясь, Тобин плотно зажмурил глаза и покачал головой. Боль была слишком сильна.
— Пора! — раздался женский голос. — Это надо сделать сейчас, дочь моя!
Открыв глаза, Тобин увидел призраков.
Они окружили его кольцом, и на каждом была корона, и каждый держал перед собой меч Герилейн. Принц не узнал их — их каменные портреты в усыпальнице были слишком грубыми, чтобы передать черты живых людей, но он понял, кто перед ним. И Герилейн Основательница стояла там, глядя на него, и его собственная бабушка, залитая кровью. А тот сухопарый мужчина с печальным лицом был, должно быть, Фелатимос, последний законный король.