Тайный воин - Страница 139

139

Волшебники оказались странным образом не подвержены оспе, но Айя все же не решилась навестить Тобина из страха принести заразу с собой. Вместо того она воспользовалась чарами переноса, разработанными Аркониэлем, чтобы послать Тобину, Ки и Фарину маленькие амулеты из слоновой кости, на которых были начертаны символы Иллиора.

Болезнь свирепствовала все сильнее, горы трупов, покрытых черными отметинами, скапливались прямо на улицах — перепуганные родственники выбрасывали из дома заболевших, едва заметив первые признаки страшного недуга. Возможно, некоторые из них умерли уже после того, как ослепли и пытались найти помощь, которую никто не собирался им оказывать. Любого, кого хотя бы просто заподозрили в том, что он несет заразу, могли насмерть забить камнями на улице. Король рассылал приказы, повелевая больным оставаться в домах под страхом смертной казни. Вскоре, однако, выполнять приказ стало почти некому. При этом сильные люди — и в первую очередь мужчины, солдаты, — казалось, особенно легко подхватывали заразу и лишь немногие из них оставались в живых, в то время как старые и немощные, заболев, отделывались шрамами на коже.

Город погружался в отчаяние, зато Айя и ее соратники становились смелее. Именно они начертили первые полумесяцы на стенах городских домов, и они нашептывали всякому, кто готов был их слушать: «Пока правит прямая наследница Фелатимоса, Скала не будет покорена. Она уже идет к нам!»

В тайном укрытии под заброшенными лавками и мастерскими ауренфэйе теперь жили двадцать два волшебника. Юный «замутнитель» умов Эйоли тоже присоединился к ним, когда снег отрезал его от лагеря Аркониэля в горах.

Лишенные своих обычных развлечений, компаньоны вскоре нашли себе занятие. Тобин вновь занялся скульптурой и давал уроки любому желающему. Ки и Лута проявили некоторые способности. Лисичка умел рисовать и писать красками, и они все вместе взялись за создание новых нагрудных лат и шлемов. Никидес, несколько смущаясь, признался, что умеет показывать фокусы.

Калиэль попытался организовать нечто вроде театра из наиболее талантливых, но через несколько недель юноши уже смертельно надоели друг другу. Не имея возможности навещать своих подружек в городе, большинство старших юношей снова принялись развлекаться со служанками. Зуштра был помолвлен с молодой герцогиней, однако в течение первых месяцев официального траура играть свадьбы запрещалось.

Женские боли теперь беспокоили Тобина чаще, уже независимо от лунной фазы. Обычно они случались короткими приступами, но иногда, особенно в дни новолуний и полнолуний, Тобин чувствовал, как что-то шевелится у него в животе, будто это пихается ребенок Алии. Это было пугающее ощущение, но хуже всего было то, что Тобин не мог ни с кем поговорить об этом. Ему начали сниться новые сны — или, скорее, один и тот же сон, повторявшийся из ночи в ночь в разных видах.

Сначала он видел башню своего замка. Тобин стоял посреди старой комнаты его матери, а вокруг громоздились обломки мебели и горы старых лоскутов и шерстяной пряжи. Из тени выходил Брат и за руку вел его вниз по лестнице. В густой темноте Тобин ничего не видел, ему приходилось доверяться призраку и ногой нашаривать потертые каменные ступени.

Все вокруг было точно таким, как помнил Тобин, но когда они достигали конца лестницы, дверь внезапно распахивалась, и они оказывались стоящими на краю высокого обрыва над морем. Сначала Тобину казалось, что это утес возле Сирны, но когда он оглядывался вокруг, то видел вдали зеленые склоны холмов, а за ними — острые каменные вершины. Какой-то старик смотрел на него с одного из холмов. Он был слишком далеко, чтобы рассмотреть его черты, но на нем был плащ волшебника, и он махал Тобину рукой, как знакомому.

Брат стоял рядом и подталкивал Тобина так близко к обрыву, что пальцы ног Тобина уже свисали над пропастью. Далеко внизу сверкал, как зеркало, широкий залив, лежащий между двумя длинными полосами земли. И, как это может быть только во сне, Тобин видел отражение их лиц в воде — женское лицо и лицо Брата, которое вдруг превращалось в лицо Ки. И каждый раз Тобин во сне удивлялся этому.

Неуверенно стоя над пропастью, женщина, в которую он превращался, поворачивалась и целовала Ки. Она слышала, как незнакомец с холма что-то кричал ей, но ветер уносил его слова прочь. Едва ее губы касались губ Ки, порыв ветра сбрасывал ее с обрыва, и она падала…

Сон каждый раз кончался на этом, и Тобин, резко просыпаясь, обнаруживал, что сидит в постели, сердце его бешено колотится, а в низу живота горячо пульсирует кровь. Тобин больше не пытался обмануть себя на этот счет. И если ночью Ки поворачивался во сне и тянулся к нему, Тобин выскакивал из постели и остаток ночи проводил, шатаясь по дворцовым коридорам. И, страстно желая того, на что не смел надеяться, он прижимал к губам пальцы, пытаясь вспомнить тот поцелуй.

Сон всегда портил ему настроение, и на следующий день он бывал слегка рассеян. Не раз и не два Тобин ловил себя на том, что пристально смотрит на Ки и представляет себе в реальности тот поцелуй во сне. Но он быстро прогонял подобные мысли, а Ки ничего не замечал, занятый более ощутимыми забавами с несколькими вполне сговорчивыми служанками.

Ки теперь удирал с ними чаще прежнего и иногда не возвращался до самого рассвета. По негласному соглашению Тобин не выражал недовольства этими вылазками, а Ки не хвастался победами, во всяком случае перед Тобином.

В одну из ветреных ночей месяца клесина Тобин снова остался один, работая над рисунком к комплекту драгоценных брошей для траурного плаща Корина. Ночь была ненастной, и ветер печально завывал в трубах. Никидес и Лута заходили к Тобину, но он не был расположен к общению. Ки отправился на свидание с некоей Ранар, девушкой из бельевой.

139